Леонард Коэн
Пожилой человек в мятой водолазке и фетровой шляпе снова и снова с отвращением вглядывается в короткую распечатку: «Леонард Коэн», значится вверху листа. «Гастрольный тур – 2008. Список возможных дат и городов». Май – Монреаль, Торонто, Нью-Йорк, Чикаго и так далее… Летом – Европа: Франция, Италия, Испания, Чехия… Есть даже Россия – правда, под вопросом. Ну бог с ней, с Россией. На России, конечно, можно много заработать. Там сейчас, говорят, не глядя платят миллионы за получасовое выступление. Можно поторговаться… Но не в России дело. Сегодня надо дать окончательный ответ: едет он в тур или нет. Впервые за пятнадцать лет. Господи, дай сил… Неужели все сначала?! В семьдесят с лишним лет?! Автобусы, гостиничные номера, отвратительная еда, интервью с идиотскими вопросами, саундчеки, плохо выстроенный звук. Города, города, бесчисленные города, которые видишь только по дороге в аэропорт и обратно. Тоска, страх, боязнь толпы. Коньяк в гримерке. Головная боль поутру. Сумятица, нервы, каждый вечер одно и тоже – и так месяц за месяцем…
А потом – пустые дни. Медитация. Дни, когда сложно встать с кровати. Депрессия. Снова тоска, только уже другая. Одиночество – словно бы усиленное в несколько раз. Говорят, у музыкантов обычно все по-другому: концерты их вдохновляют, они подпитываются от публики, после выступления их прет, как от кокаина. Что ж, у него тоже такое было – но на следующее утро наступала расплата: дрожа от отвращения к самому себе, Леонард Коэн с трудом выковыривал себя из очередной гостиничной кровати, прогонял случайную спутницу и мрачно шел завтракать, повторяя: «Сегодня все по-новой».
Все продолжалось именно по такому сценарию в семидесятые, потом в восьмидесятые – пока он не окончил эту смешную клоунаду, пока не заперся на пять лет в буддистском монастыре. Не видел этих рож, не смотрел телевизор, понятия не имел, что происходит в мире, не писал песен, не сочинял. Выключился. Отвернулся от мира. И как же ему было хорошо!
Он думал, что и мир забыл о нем. Никто не видел Леонардо Коэна, не слышал о нем. Он пропал, словно растворился в воздухе. Последний альбом Коэна вышел в 1992-м, тогда же он в последний раз давал концерты. А после этого вместо него каждое утро, в три часа утра, вставал совсем другой человек – буддистский монах по имени Джикан, что означает Молчащий. Надевал деревянные сандалии, простую шафрановую робу и шел на утреннюю медитацию. Потом убирал во дворе, медитировал, готовил похлебку для братьев. После обеда мог посидеть за старой пишущей машинкой «Оливетти». То, что Коэн печатал, он никому не показывал. Да и нечего там было показывать. Наброски, неоконченные стихи, эпиграфы к ненаписанным повестям, куплеты не рождённых песен. Иногда – и наброски песен тоже. В его келье стоял небольшой синтезатор «Casio» - очень простой, почти детский. И изредка тишину дзэн-буддистского монастыря на калифорнийской горе Болди нарушали тихие звуки печальных медитативных песен – точнее, зачатки песен, которые монах Джикан никогда не доводил до конца.
Когда Леонард Коэн ушел в монастырь, в прессе было много шума. Еще бы: от мирских соблазнов отказался человек, известный именно тем, что всю жизнь этим соблазнам поддавался. Знаменитый канадский бабник. Поэт, известный своими похождениями, вызывающими, почти порнографическими книгами, наркотическими излишествами и мрачными песнями. Для Канады он был самым известным поэтом страны: девять поэтических сборников плюс два романа. Для всего мира – не менее известным певцом и композитором: его песни пели Элтон Джон, Джонни Кэш, Ник Кейв, Джоан Митчелл, Боно, Стинг. Первый альбом Коэна вышел аж в 1967 году, но продавались записи не ахти. Слишком они были странными, слишком мрачными, слишком безысходными. Да и голос у него… специфический. Леонард не умел толком петь и никогда не считал себя певцом. Он был поэтом, и неплохим поэтом, который в тридцать один год вдруг взял в руки гитару – прославился. Но понадобились годы, чтобы эта слава принесла хоть какие-то деньги. Лучше всего продавалась его пластинка 1992 – «Будущее». Фразу из заглавной песни – «Я видел будущее, брат: там убийство» - цитировали все, от президентов до телеведущих. Песни Коэна зазвучали в «Прирожденных убийцах», его стали перепевать молодые группы, продажи пошли вверх – короче, в кои-то веки дела стали налаживаться! В пятьдесят четыре года Леонард Коэн внезапно обнаружил, что стал рок-звездой – у него брали автографы на улицах, поклонники ломились в гримерку, ему писали письма, а всякие безбашенные наглецы с гитарами, вроде Кейва, говорили, что обожают его творчество.
Когда-то он решил, что поэзией не прокормиться: критики хвалят, но похвалой сыт не будешь – стихи продаются плохо, хоть ты тресни. Знакомые поэты, все как один, устроились преподавателями, а Коэн все колебался. И вместо уютного профессорского кресла вдруг выбрал карьеру… певца: взял гитару переделал стихи в песни и стал выступать по небольшим клубам и университетам. Друзья смеялись: кто, Ленни?! Да у него же нет голоса! Студенты, которые ходили на его поэтические чтения, решили, что это шутка – Коэн запел? Может еще теперь Трумэн Капоте запоет?
Коэн плохо пел, это правда. Зато на сцене держался свободно – свободнее многих. Ведь это он первым в Канаде придумал читать стихи под аккомпанемент джазового ансамбля. Конечно, он подсмотрел это у битников, так выступали многие – Керуак, Гинзберг… Но в Канаде до него так никто не делал – и он имел успех! «Коэн несет поэзию в ночные клубы, - писали газеты. – Все бармены от него в восторге! Под его стихи так приятно выпивать…»
Но заработать, срубить бабла, как Боб Дилан, или Джони Митчелл, или Джоан Баэз, Коэну не удалось. Говорили, что поет он слишком уж мрачно. Да и темы невеселые. Широкая аудитория не хочет всего этого ужаса. «Не слушайте Коэна, если у вас нет под рукой антидепрессантов, - предостерегали рецензии. – Ни в коем случае не включайте его вечером». Нет, кое-какие деньги были. Иногда – неплохие. Иногда – совсем скудные. Понадобилось двадцать четыре года, чтобы его музыка стала приносить хоть какой-то доход. Казалось бы, все только начинается! Вместо этого Леонард Коэн заперся в монастыре и пять лет не показывал оттуда носа.
Пожалуй, он не смог бы в точности объяснить, зачем ему это понадобилось. Просто… в келье так спокойно. Тихо. Ничего нет. И никого нет. Ты никому не нужен, никто не нужен тебе. Ты пуст. Ты ноль. Это и есть счастье.
К этому счастью Коэн шел долго. Позади – богемная жизнь поэта в Монреале, суматошная жизнь певца в Нью-Йорке, гашиш и опиум в Греции, LSD в Лондоне, странные приключения на Кубе, стрельба в Тель-Авиве, затворничество в Нэшвилле. Женщины, толпы женщин, бесчисленное количество женщин. Все это поддерживало его, не давало ему окончательно впасть в любимую, такую знакомую депрессию. Но в начале 90-х к этому прибавилась еще и популярность – и Коэн внезапно обнаружил, что это очень изнурительная штука. Тур в поддержку альбома «Будущее» измотал его до крайности. Под конец Коэну ничего больше не хотелось – только запереться в комнате с пустыми стенами и кроватью, и чтобы никто и ничто не нарушало его уединения.
С низеньким улыбчивым японцем по имени Роси Кедзан Дэесю Сасаки Коэн познакомился в 1967 году. Роси учил американцев одному из течений дзэн-буддизма под названием Риндзай, знаменитому своим жестким распорядком и изматывающими практиками. Тогда еще никакого монастыря Роси организовать не успел – он преподавал в пригороде Лос-Анджелеса, где из бывшего гаража и двух небольших комнат было устроено дзэндо – зал медитаций и встреч с учителем. Ученики должны были практиковаться в медитации, подчиняться жесткому распорядку дня и регулярно встречаться с Роси: тот задавал им коаны – загадочные вопросы-шарады, требующие ответа. Наиболее известный коан – «Изобрази хлопок одной ладонью», Роси же добавлял свои, например, «Покажи, как звучит голос Бога». Именно этот вопрос Роси задал Коэну при первой встречи. Тот озадаченно промолчал – оказалось, что именно это и было правильным ответом: молчание. «Ты можешь присоединиться к нам». – сообщил тогда японец Коэну.
Коэн с трудом удержался, чтобы не хмыкнуть. Он, собственно, и не собирался ни к кому присоединяться. Просто его приятель был учеником Роси, и Коэн приехал на его свадьбу. К буддистам он заглянул скорее из любопытства – так как много читал про дзэн. И почему-то ему там… понравилось.
Правда, выдержал он всего несколько недель. Зимой ученики вставали в три утра и в легких сандалиях брели по снегу на медитацию. Потом – на завтрак в полуразрушенную комнату: из пролома в потолке им в миски со скудной едой сыпались снежинки, а Роси только невозмутимо улыбался. За три недели Коэн промерз так, что в один прекрасный день вышел за ворота, взял напрокат машину и, не останавливаясь, катил все вперед и вперед, пока не добрался до Мексики – и отогревался в Мехико и Тихуане еще несколько месяцев.